Лемеривна - Сторінка 4

- Вовчок Марко -

Перейти на сторінку:

Arial

-A A A+


Мать все сердитей становилась; пугает дочь проклятьем; грозит, что отдаст ее силою, перевенчает неволею.

— Вы меня перевенчаете неволею, да душа моя и сердце вольны будут,— промолвила Лемеривна и стала просить: — Не отдавайте меня силою! Не губите меня и его!

Так она просила, что весь задрожал козак и думал, что нельзя не послушать такой просьбы. Но мать не послушалась и осыпала новыми укорами и угрозами непокорную дочь. Козак вошел в хату, и старуха умолкла,

— Что так ушел? Где был, мой голубчик? — спросила она козака.— А мы тебя ждали. Садись, мой сокол, садись, мой желанный!

— Когда же мы будем свадьбу играть? — промолвил козак.

— Да как положили, так и сыграем,— ответила старуха торопливо.— Как положили, так и будет, мой коханый!

— Не слишком ли долгий срок мы положили? Не долго ли чересчур дожидать? — промолвил козак.

— Можно и поспешить, родной мой! — ответила угодливая старуха.— У нас все готово,— можно поспешить!

— Поспешите, будьте ласковы! — промолвил козак.

— Хорошо, хорошо, мой голубчик,— поспешим,— отвечала старуха и сейчас же начала рассчитывать и высчитывать дни и время, расходы и угощенья.

В хате все темнело да темнело; в открытые окошечки врывался запах пышно цветущих цветов в огороде, сильный и смешанный: и свежее благоуханье роз и сирени, и резкий запах любистка и черемухи, и бессчетно других ароматов слабей и слабей, и в одиночку почти не слышных. И едва можно было отличить при мерцанье звезд цвет свежей розы от золотистого чернобривца и цвет алого мака от цвета розового пиона, и едва мог отличить Шкандыбенко белые сложенные руки от широких белых рукавов и бледное любимое лицо от шелковых, гладких, пышных волос. Не сказала ни слова молодая Лемеривна, пока козак говорил с матерью, не шелохнулась, не ворохнулась. И при прощанье только, когда козак промолвил ей: «Добрая ночь!» — она встала, поклонилась и вымолвила: «Добрая ночь!» — ему в ответ.

Простился козак, поехал домой на хутор.

Добрая ночь! Ах, нет для него добрых ночей давно, давно!

С тех пор, как он ее узнал, нет для него добрых ночей! И будут ли когда! Будут ли?

С свадьбой поспешили, и свадьба назначена через неделю. И все ждут. Старая Лемериха и радуется, и тревожится; у ней в ушах и резкий, веселый звук золота, и тихие дочернины просьбы; сердце играет от жадной радости и сжимается от близкой разлуки с дочерью. Она с нею сурова и немилостива, скрепя сердце, и ждет не дождется, когда все покончится и будут они богаты,— богаты и благополучны. И хлопочет старуха, и суетится, и прибирается, приготовляется к свадьбе, и гостей сзывает.

Ждет, ждет жених назначенного дня, воскресенья. Он так торопил слуг своих, что слуги его сидят теперь сложа руки — нет уж никакого дела — и ведут речь об его будущем житье-бытье между собой. В хуторе все готово. Домик белеет ярко между зелеными тополями и блестят светлые окошки. На муравчатом дворе дорога гладка и чисто прометена — катись к решетчатому низенькому крылечку с навесом. Сад кругом весь в плодах, цветы в саду все в цветах. На полях, что видны далеко и широко вдаль, наливается и спеет рожь, золотится пшеница. Степь зеленеет травою и пестреет цветом. Лес шумит, развившись всеми своими листьями Вдали-вдали полоса синей воды сверкает. И все дышит, кажись, каким-то страшным нетерпеньем: и сверкающая вода, и шумящий лес, и волнующиеся поля, и разбегающаяся степь, и прибранный двор, и сад, и зреющие в саду плоды, и расцветшие цветы, и готовый домик с светлыми окошечками,— все, все, все… А пуще всего молодой козак: нетерпенье обвило его, как пламя, и, как пламя, его жжет. Несносно, невыносимо ему ждать.

Все готово. И оттого, что все готово, кажется ждать еще несносней, еще невыносимей. Ночью и днем он ходит и бродит, кидается туда и сюда, там и сям останавливается, быстро спешит в одну сторону и еще быстрей ворочается в другую.

И молодая Лемеривна ждет. Она ни за что не принимается, ни до чего не дотрагивается; она ни о чем не заботится и не хлопочет, ничего не говорит и не спрашивает,— сидит, сложены белые руки, ни на какие сборы и приготовленья не глядят хорошие глаза; сомкнуты свежие уста и безмолвны, но она ждет. Рано-рано, до восхода солнечного, она уже сидит под окошком и встречает солнечный восход,— встречает без слов и без слез, только лицо иногда вспыхнет алою легкою краскою и глаза засияют,— но это не часто и не надолго, скоро пропадает сиянье в глазах и лицо опять белеет. Поздно, поздно вечером она сидит под тем же окошечком; тогда не видать ее лица в вечерней мгле, а если и месяц выглянет и осветит, кажется, будто белей да белей оно, но все то же спокойное, тихое лицо.

И дождались все субботы. Приехал жених к невесте и застал полну хату разряженных девушек в ярких лентах, в свежих цветах. И сама она сидела разряженная, и в свежих цветах. Она не ворохнулась, не шевельнулась, когда он вошел, и пристально, пристально на него посмотрела. Что сказали ему эти хорошие и спокойные глаза?