Дінка - Сторінка 97
- Валентина Осєєва -У ней родился мальчик!
– Мальчик! – подпрыгнула Динка. – Хорошенький?
– Наверно, только он еще совсем грудной... Идем скорей!
Девочки вбежали в комнату. Динка ревниво оглядела отложенные на столе листки.
– Мамочка! Вы уже все прочли?
– Тише! Мама читает, – остановила ее Алина.
После многих низких поклонов Лина писала, что они с Малайкой каждый день всех вспоминают и беспокоятся.
– "...Так бы и полетела я к вам, – писала Лина, – а уж об Никиче и говорить без слез не могу, совсем затосковал старик – одна ему отрада ваши письма... Живет он у нас на покое, смотрю за ним, как за родным отцом, но все его к вам тянет... Вот, говорит, съезжу, посмотрю на них еще разок, а тогда и помереть можно... Как ни скучает, а ты, андел мой, милушка, не зови его, стариков с места на место таскать не положено, а уж Никич наш и без того плох, все ночи кашлем мается..."
– Ох, мамочка... – умоляюще прошептала Динка. – Возьми его скорей!
– Пошлем телеграмму, да, мамочка? – взволновалась Мышка.
– Конечно, пошлем, это же папин друг! – поддержала сестер Алина.
– Надо бы взять Никича, – несмело отозвался Леня. – Я бы здесь поухаживал за ним...
– Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать весны? Как бы он не простудился дорогой... – озабоченно сказала Марина.
Но Алина деловито предложила:
– Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!
– А пока давайте писать ему каждый день! – самоотверженно сказала Мышка – она терпеть не могла писать письма и никому не писала.
– Мышка, может, не соберется, а я буду! – пообещала Динка.
– Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний раз послать старику привет, – расстроилась Марина.
В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать за постройкой винного завода.
"...Ну, это мы еще посмотрим, – писал дядя Лека. – Теперь, родные мои, несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов..."
– Папа... – прошептала Мышка.
Марина сияющими глазами посмотрела на детей.
– Бог знает, что я уже передумала...
– Скворцов – это папа? Он уже Скворцов? – шепотом допытывалась Динка.
– Ну да... Тише ты! Не повторяй зря, – остановила ее Алина. – Мама, читай...
– Что еще про папу? – нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки.
– Да... Значит, он был председателем... В первый раз мы не вместе... Интересно, как прошел съезд... Но тут об этом ничего нет... Ах, вот еще что-то о папе: "Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что Скворцов работает инженером путей сообщения... И еще у меня есть приятная весточка для вас – виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей... И еще один человек, который подарил вам свою книжку "Моя новая мама", особенно интересовался, как ведет себя Динка..."
– Я? – встревожилась Динка. – Это про меня?
– Ну конечно... Вот читай... – показывая ей письмо, подтвердила Марина.
– Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверное, все знают! – пугнула сестру Мышка, с трудом удерживая смех.
– А что же знают? Что знают? – не на шутку встревожилась Динка. – Я хорошая девочка... Я ничего такого не делаю...
– Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! – серьезно подбавила Алина.
– Да нет, – робко улыбнулась Динка. – Они просто ошиблись... Им про кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня... Правда, Леня?
– Да уж не знаю – правда ли, нет ли, – откашливаясь в кулак, пробормотал Ленька. – Вот мама напишет, как и что...
– Конечно! Ты напиши, мама, Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме не слышно... Ох, я делаюсь больной! – с огорчением сказала Динка.
Всем сделалось ее жаль.
– Ну, так это все выяснится! Правда всегда всплывет наверх, ты не беспокойся! – успокоила сестренку Алина.
– Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а я буду плохая! – закапризничала Динка.
– Я напишу, напишу! Давайте дочитаем письмо! Вот тут еще несколько строчек Лене... Вот: "...Ты, Леонид, там единственный мужчина, поэтому на тебя, вероятно, самые большие шишки валятся, но ты помни, что главное твое дело – учиться, все остальное суета сует!.. Пиши мне, если что нужно, я ведь для тебя такой же дядя Лека, как и для девочек..."
Леня с гордостью выслушал эти строчки и смущенно сказал:
– Какие тут шишки? И мужчин у нас не один, а двое... Я да Вася!
– Подумаешь! – фыркнула Алина. – Ты одних лет со мной... И не воображай, пожалуйста... Он да Вася! Какие мужчины нашлись!
– Ну, не спорьте, не спорьте! Вечно вы из-за всякой ерунды цепляетесь друг к другу! Пишите лучше письма! Я тоже сейчас напишу Никичу, что мы всегда будем ему рады, пусть едет когда хочет!
Девочки уселись писать письма. Динка звала дедушку Никича и просила его перед отъездом сходить на берег Волги, низко-низко поклониться и сказать, что одна девочка, Динка, – может, вспомнит Волга – вихрастая такая, на утесе часто сидела, будет помнить ее... по гроб жизни...
Динка громко засопела и, заслюнив свой конверт, поспешно выбралась из-за стола.
Глава 8
Смех и слезы
Над головой Динки сгущались черные тучи... Уже не раз классная дама вызывала в учительскую Алину и жаловалась ей, что во время уроков девочка смешит подруг, а на переменках устраивает целые представления, копируя учителей и даже начальницу.
Алина чуть не плакала. Она училась на пятерки, и ее поведение, так же как и отметки и поведение Мышки, служили примером для других учениц.
– Мама, делай что-нибудь с Динкой, она же позорит нашу семью! – в отчаянии жаловалась матери Алина.
Но Марина так закружилась со своими делами, с уроками стенографии, которую она теперь изучала, надеясь получить более выгодное место, что когда поздно вечером наконец добиралась домой, то глаза у нее закрывались от усталости.
– Оставьте вы мать в покое, сами как-нибудь разберемся! – с досадой говорил Леня.
Алина обрушивалась с упреками на Леню:
– Вот видишь, ты занялся своим ученьем, торопишься подготовиться к экзаменам, а что вытворяет твоя Макака, тебе и дела нет, да? А мне стыдно смотреть в глаза ее учительнице!
Леня требовал ответа от Динки:
– Нет, ты мне скажи правду: что ты там делаешь, за что на тебя все жалуются?
– Да почем я знаю? – невинно удивлялась Динка. – Просто, когда меня вызывают, девочки смеются...
– Так не ты смеешься, а они?
– Конечно, они.
– Ну вот! – с возмущением говорил Леня. – Собрали полный класс дурочек и жалуются!
– Нет, почему дурочек? Просто им смешно, они и смеются!
– Ну а я про что говорю? Какому это умному человеку в классе смешно? Ясно, только дураку! Насажали дур, а при чем тут ты?
Динка скромно пожимала плечами. Но однажды в субботу, просматривая Динкин дневник, Марина увидела тройку.
– Тройка по русскому? Устный русский? У тебя же всегда было пять... И вообще, что там случилось с тобой, Диночка? Алина говорит, что на тебя жаловалась учительница...
Субботний вечер, единственный за всю неделю, был отдыхом для Марины; в этот день она приходила пораньше, и дети старались ничем не огорчать ее. Динка обвела взглядом хмурые лица сестер, увидела возмущенное лицо Лени и, чувствуя глубокое раскаяние, тихо сказала:
– Не волнуйся, мамочка! Я попрошу прощенья у учительницы...
Марина сразу насторожилась:
– Попросишь прощенья? Значит, ты виновата?
– Нет, конечно... Но если уж она ко мне придралась...
– Ни за что не поверю, чтобы человек просил прощенья, если он не виноват... Ты знаешь, Дина, сегодня мой единственный свободный вечер, я хотела поиграть вам, да еще мне надо перевести две странички по стенографии, поэтому не старайся выкручиваться, а говори: что, по-твоему, надо сделать, чтоб на тебя не жаловались?
Динка вспомнила все свои ужимки и гримасы, которыми она развлекала класс, и скромно поджала губы.
– Надо стать серьезной.
– Я думаю, давно пора, ведь тебе скоро десять лет...
Динка была рада переменить тему.
– Мне в апреле, мамочка... целых десять лет! Правда, как быстро идет время! День за днем, день за днем...
– Дина, не хитри... И не притворяйся дурочкой. Если ты и в классе притворяешься такой дурочкой, так немудрено, что все подруги над тобой смеются!
– Вот в том-то и дело, что там без нее этих дур полный класс насажали!.. – вмешался Леня.
– Ну, это утешенье ты оставь для себя, – перебила его Алина.
– А когда артист выступает, так тоже все смеются, – вскинулась задетая за живое Динка. – Если в цирке, например...
– А! Вот в чем дело! Так класс – это не цирк, а ты даже не клоун, ты Петрушка, – резко сказала Марина и, глядя в упор на девочку, добавила с презрительной, уничтожающей улыбкой: – У вас там, кажется, много богатеньких барышень, и ты, дочь революционера, папина дочь, кривляешься перед ними, как Петрушка!
– Мама, не надо так... – вскочила Мышка.
Динка, взревев, бросилась к Лене. Ленька, готовый защищать ее от целого света, только перед одним человеком не смел поднять свой голос.
Прижимая к себе Динкину голову, он гладил ее, в смятенье повторяя:
– Молчи, молчи... Мама правду сказала... Мать зря не скажет... – И, давая волю накипевшему в нем раздражению против смешливых Динкиных подруг, грозно пообещал: – А с этими барышнями, что до смеха сильно охочи, я живо расправлюсь! Они у меня больше не посмеются, мозглявки эдакие!
В этот вечер Динка долго не могла заснуть; она лежала и плакала, плакала, не зная еще, что человеку не так-то просто рассчитываться за сделанные им ошибки...
Глава 9
Тучи сгущаются
Два дня Динка ходила строгая, притихшая, а девочкам, которые приставали к ней с расспросами, неизменно отвечала:
– Я не буду больше вас смешить, я вам не Петрушка! Смейтесь сами над чем хотите!
Девочки недоумевающе переглядывались. Но на третий день в гимназии случилось происшествие, заставившее их новыми глазами взглянуть на свою подружку.
Перед большой переменой к Динке подошла Муха и, пряча что-то в своем маленьком кулачке, шепнула:
– Я принесла двойные булавки...