Втраченний рай - Сторінка 29

Змий хитроумными доводами убеждает Еву вкусить; Праматерь, восхищённая вкусом плода, рассуждает: должна ли она открыться Адаму? Наконец Ева приносит супругу плод и сообщает о том, что побудило её вкусить. Потрясённый Адам, понимая, что Ева погибла, решается из любви к супруге погибнуть вместе с ней и, дабы ослабить наполовину её прегрешение, также вкушает. Действие преступного ослушания: они стремятся прикрыть свою наготу, ссорятся и взаимно упрекают друг друга.

Нет более бесед, когда Господь
И Ангелы по-дружески в гостях
У Человека, своего любимца,
Бывали благосклонно, с ним деля
С приязнью безыскусственную снедь
И позволяли речь ему вести
Непринуждённо-скромную. Теперь
Оттенок песне должен я придать
Трагический: касательно людей,-
Я недоверье должен помянуть
Презренное, попранье клятв, разрыв
Преступный, ослушанье и мятеж;
Касательно рассерженных Небес,-
Досаду, отчужденье, грозный гнев,
Заслуженный укор и правый суд,
Привнёсший Грех в отныне скорбный мир,
И Смерть, губительную тень Греха,
И хвори, предвещающие Смерть.
Предмет печальный! Но ничуть не меньше,
Но больше героического в нем,
Чем в содержанье повести былой,
Как стены Трои трижды обежал
Вослед врагу разгневанный Ахилл,
Иль в описаньях, как ярился Турн,
Когда надежду потерял на брак
С Лавинией, как злобился Нептун,
Равно — Юнона, Грека утеснив
Своим преследованием или сына
Киприды; но сколь ни был бы высок
Мной выбранный, задуманный давно
И поздно начатый, увы, рассказ,
Я с ним управлюсь, если мне внушит
Приличные реченья и слова
Моя заоблачная опекунша,
Которая, призыв мой упредив,
Слетает доброхотно по ночам,
С тех пор как дерзновенно приступил
Я к песне героической моей,
И шепчет, иль внушает мне во сне,
Отнюдь не сочинённые стихи,
Но вдохновлённые. Мне не дано
Наклонности описывать войну,
Прослывшую единственным досель
Предметом героических поэм.
Великое искусство! — воспевать
В тягучих, нескончаемых строках
Кровопролитье, рыцарей рубить
Мифических в сраженьях баснословных,-
Меж тем величье доблестных заслуг
Терпенья, мученичества — никем
Не прославляемо; честь воздают
Ристаньям конным, блеску тщетных игр,
Доспехам, геральдическим щитам,
Шитью на чепраках, парче попон
Турнирных всадников, шелкам цветным,
Пирам дворцовым, где оравы слуг
Снуют под управленьем сенешалей.
Умелое художество и труд
Ремесленный не в силах вознести
Поэму или главное лицо
На героическую высоту.
Не мастер, не охотник прославлять
Подобное, отважно я избрал
Предмет возвышенный, сам по себе
Способный песню вознести мою,
Когда преклонный возраст, поздний приступ
И холода не обессилят крыл
Моих отяготевших и прервут
Полет задуманный, что стать могло,
Коль скоро я стихи слагал бы сам,
Без помощи заступницы ночной.
Вот Солнце закатилось, а за ним
И Геспер — сумеречный полусвет
На землю низводящая звезда,
Посредник быстротечный между днём
И ночью. Кругозор, из края в край,
Затмился полусферою ночной,
Когда от Гаврииловых угроз
Бежавший из Эдема Сатана,
Во злобе и лукавстве изощрясь
И замыслы коварные куя
На гибель Человеку, в Рай опять
Прокрался, жесточайшую презрев
Расплату, угрожавшую ему.
Он вечером из Рая улетел,
Вернулся в полночь, Землю обойдя;
Страшился он явиться днём, с тех пор
Как повелитель Солнца, Уриил,
Вторженье обнаружив, остерёг
Охрану Херувимскую. В тоске,
Из Рая изгнанный, он семь ночей
Скитался с темнотою заодно
Вокруг Земли; трикраты обогнул
Круг равноденственный, четыре раза
Путь колесницы Ночи пересёк,
От полюса до полюса, пройдя
Колюры; на восьмую ночь в Эдем
Вернулся, но с обратной стороны
От входа и крылатых часовых,
Где тайную лазейку отыскал.
То было место, — нет его теперь;
Не время уничтожило его,
Но Грех, — где у подножья Рая Тигр
Свергается под землю и, одним
Из рукавов поднявшись, бьёт ключом
У Древа Жизни. Сатана нырнул
В провал, рекой подземною проплыл
И вырвался на волю вместе с ней,
Окутанный туманом, а затем
Убежища себе он стал искать;
Прошёл моря и сушу: от Эдема
За Понт, за Меотийский водоём;
По широте, — вверх, к ледяной Оби,
И вниз — к Антарктике; по долготе,
С Востока, — от Оронтских берегов
До океана, где морской простор
Отрезан Дариенским перешейком,
Оттуда — в страны, где струятся Инд
И Ганг. Так облетел он шар земной
В подробных розысках и, по пути
Всех тварей с прилежаньем оглядев,
Чтоб, сообразно замыслам своим
Коварным, подходящую избрать,-
Признал, что Змий — хитрейшая из них,
И вот решился: облюбован Змий,
Удобный облик, чтоб, его приняв,
От взоров проницательных укрыть
Обман и цели тёмные, поскольку
Лукавым Змий и мудрым сотворён,
И хитрости его не возбудят
Сомнений; ведь в созданиях иных
Лукавство можно было бы легко
За напущенье дьявольское счесть,
Превосходящее обычный смысл,
Присущий тварям. Да, решился он;
Но тайной мукой взорванная страсть
В невольных сетованьях излилась:
"— О, Небесам подобная Земля,
А может, благолепнее Небес,
Пристанище, достойное богов!
Ты зрелым и позднейшим создана
Мышленьем, заново преобразившим
Все устарелое. Да разве Он,
Создав прекрасное, творить бы стал
Несовершенное? О, небосвод
Земной! Другие сферы вкруг него
Небесные вращаются и свет
Тебе одной, возможно, шлют, Земля,
Лампадами служа, и на тебя
Единую влияние лучей
Своих благих совместно изливают.
Как средоточие всего — Господь,
Равно объемлет все; так точно ты,
Покоясь в средоточии миров,
Приемлешь дань от этих дальних сфер;
Не в них — в тебе их мощь воплощена
Животворящая, — в траве, в кустах,
В деревьях и во множестве пород
Созданий благородных, бытием
Одушевлённых, исподволь свой рост
Усовершенствующих, чувства, ум,-
Все то, что в полной мере Человек
Единственно в себе совокупил;
С каким восторгом вдоль и поперёк
Тебя я исходил бы, если б мог
Порадоваться хоть чему-нибудь —
Лесов разнообразье созерцая,
Холмов и долов, луговин и рек,
Земель новорождённых и морей,
И побережий в обрамленье рощ,
Скалистых гребней, гротов и пещер!
Но мне отрады и приюта нет
Нигде! Чем больше вижу я вокруг
Веселья, тем больней меня казнят
Противоречия моей души,
Терзаемой разладом ненавистным.
Все доброе — мне яд; но в Небесах
Я маялся бы горше. Не хочу
Ни там, ни на Земле ничем иным,
Лишь самодержцем быть, поработив
Царя Небес! Не ожидаю здесь
Смягченья мук; стремлюсь других привлечь
К себе, дабы они мою судьбу
Делили, даже если б довелось
За это мне страдать ещё больней.
Лишь в разрушенье мой тревожный дух
Утеху черпает. И если тот,
Кому бразды правленья вручены
Над миром, сотворённым для него,
Погибнет или нечто совершит,
Влекущее погибель, — этот мир,
С ним связанный на счастье и беду,-
Да, на беду! — погибнет заодно.
Пускай же гибнет мир! Мне, только мне,
Из всех Князей Гееннских, будет слава
Принадлежать! Я за день истреблю
Все то, что именующий Себя
Всесильным непрерывно созидал
В течение шести ночей и дней.
Кто знает, сколь давно замыслил Он
Миротворение? Быть может, в ночь,
Когда я вызволил из кабалы
Едва ль не половину легионов
И сонмы обожателей Творца
Изрядно поубавил. Отомстить
Желая и восполнить Свой урон,
Он истощил, никак, былую мощь
И Ангелов творить не в силах впредь,-
Коль вообще их создал, — и вдобавок,
В досаду нам, решил нас подменить
Из праха сотворённым существом
И, низкому началу вопреки,
Возвысить и осыпать, без числа,
Небесными дарами, что у нас
Отобраны. Задумал и свершил.
Он Человека создал и ему
На радость бесподобный мир воздвиг,
Властителем Земли его нарёк
И поселил на ней, а для услуг —
Крылатых Ангелов, — о, срамота!
И челядинцев пламенных прислал
Нести земную службу и стоять
На страже, при оружии. Страшусь
Охраны бдительной; затем во мгле,
Окутан испареньями ночных
Туманов, пробираюсь я ползком,
В лесах обшариваю каждый куст,
Чтоб, Змия спящего сыскав, укрыть
В извивах множественных и себя,
И бремя тёмных замыслов моих.
О, гнусное паденье! Мне, давно
С богами спорившему о главенстве,
О первенстве, — мне суждено теперь
Вселиться в гада, с тварным естеством
Смешаться слизистым и оскотинить
Того, кто домогался высоты
Божественной! Но разве есть предел
Падения для мстительной алчбы
И честолюбья? Жаждущий достичь
Вершины власти должен быть готов
На брюхе пресмыкаться и дойти
До крайней низости. Вначале месть
Сладка, но, на себя оборотясь,
Рыгает горечью. Ну что ж, пускай!
На все дерзаю, лишь бы мой удар
Был меток, — ибо, целясь высоко,
Я промахнусь, — и поразил предмет
Моей вражды, любимчика Небес
Новейшего, созданье персти, сына
Досады, вознесённого Творцом
Из праха, нам на зависть. Воздадим
За злобу — злобой: лучшей платы нет!"
Сказал, и стелющимся по низам
Пополз туманом чёрным, средь сухих
И влажных дебрей, поиски ведя
Полуночные там, где полагал
Всенепременно Змия обрести;
И впрямь, нашёл; Змий почивал, склубясь
В замысловатый лабиринт колец,
В их средоточье голову укрыв,
Что хитростей утончённых полна;
Ещё не хоронясь в пещерной тьме
Зловещей, Змий открыто, на траве,
Неробкий, хоть безвредный, крепко спал.
Диавол в пасть проник и, овладев
Его инстинктом грубым, что в мозгу
Иль в сердце обретается, ему,
Сна не нарушив, придал мощь ума
И стал в змеиной плоти утра ждать.
Над влажными цветами, на заре
Струившими эдемский аромат,
Священная денница занялась,
И всякое дыханье, с алтаря
Великого Земли, превознесло
Создателя безмолвною хвалой
И благовоньем сладостным, Ему
Угодным; в этот час чета людская
Из кущи вышла, присоединить
Словесное хваленье к голосам
Созданий безъязыких; помолясь,
Возрадовались утренней поре
Благоуханной, свежей, а затем
Раздумались: как лучше нынче днём
Всє умножающиеся труды
Распределить; обширный Райский Сад
Значительно их силы превышал.
И Ева к мужу обратилась так:
"— Адам! Как ни усердствуем, следя
За этим садом, пестуем цветы,
Деревья, травы, исполняем долг
Приятный, но, пока рабочих рук
Не станет больше, все усилья наши
Нам только прибавляют новых дел.
Все, что мы днём подрежем, подопрём,
Подвяжем, — быстро, за ночь или две,
Роскошно разрастается, стремясь,
Как бы в насмешку, снова одичать.
Дай мне совет иль выслушай меня.
Я думаю: работу разделить
Нам надо. Ты ступай, куда сочтёшь
Потребным; жимолостью эту кущу
Обвей, побеги буйного плюща
Направь, а я до полдня приведу
В порядок заросли цветущих роз
И мирт.