Втраченний рай - Сторінка 6

- Джон Мільтон -

Перейти на сторінку:

Arial

-A A A+

Шумно все встают,
Последуя Владыке; словно гром
Раскатисто вдали пророкотал.
Почтительно склонясь пред Сатаной,
В нем Бога величают, приравняв
Царю Небес; благодарят за то,
Что он собою жертвовать готов
Для блага общего. Не до конца
Заглохли добродетели у Духов
Отверженных, к стыду людей дурных,
Кичащихся прекрасными на вид
Поступками, внушёнными гордыней,
И под личиной рвения к добру,-
Тщеславной суетностью. После всех
Сомнений, совещаться перестав,
Провозглашают славу Духи тьмы
Властителю единственному. Так,
Лишь только ветер северный уснёт,
Клубясь, густые тучи с гребней гор
Ползут, замглив приветный небосклон.
Угрюмая стихия сыплет снег
На землю смутную, дожди струит,
Но солнце, ввечеру, лучом прощальным
Сквозь тучи улыбнётся, и поля
Внезапно воскресают; стаи птах
Щебечут; блеют весело гурты,
Холмы и долы оглашая вновь.
О, срам людской! Согласие царит
Меж бесов проклятых, но человек,-
Сознаньем обладающая тварь,-
Чинит раздор с подобными себе;
Хотя на милосердие Небес
Надеяться он вправе и завет
Господний знает: вечный мир хранить,-
Живёт он в ненависти и вражде,
Опустошают Землю племена
Безжалостными войнами, неся
Друг другу истребленье, будто нет
(Что, собственно, сплотить бы всех должно)
У них врагов Гееннских, день и ночь
Готовящих погибель для людей.
Собор Стигийский завершён. В порядке
Расходится блистательная знать
Бесовская; меж ними — Властелин
Их наивысший, излучая мощь,
Надменно шествует; казалось, он
Способен сам противостать Творцу,
Один, как самодержца грозный сан
В Аду ни с кем не делит, окружив,
Из подражанья Богу, выход свой
Великолепьем царским и кольцом
Горящих Серафимов, при оружье
И с множеством хоругвей. Дан приказ
Немедля объявить, под гром фанфар,
О принятом решенье и конце
Совета. Приложив металл к устам,
На все четыре стороны трубят
Четыре Херувима; вторят им
Герольдов голоса, и далеко,
По всем провалам бездны, эта весть
Разносится; несметные войска
Восторженно приветствуют её.
Затем, уже спокойней, ободрясь
Надеждой ложной, Адские полки
Неспешно расстаются; их пути
Различны: каждый следует, куда
Наклонности влекут и грустный выбор,
Где мнит найти покой от хмурых дум
И тягостное время скоротать
До возвращенья Сатаны. Одни
Среди равнин, другие в вышине,
Летают, соревнуясь меж собой,
И в беге спорят, как во времена
Пифийских игр и Олимпийских. Здесь
Увлечены ристаньем колесниц,
Там укрощают огненных коней,
А тут — в шеренги строятся опять.
На небосклоне так порой встают
Видения: две рати в облаках,
Вещая войны гордым городам,
Сражаются. В побоище сперва
Вступают, с копьями наперевес,
Наездники воздушные; потом,
Перемешавшись в рукопашной схватке,
Когорты рубятся; вся твердь в огне
От ярого сверкания клинков.
Иные Духи, как Тифон, взъярясь,
Раскалывают горы, скалы в прах
Крушат и мчатся, вихри оседлав;
И Аду тяжко дикую гоньбу
Снести. Так, победительный Алкид
Эхалию покинул и покров
Отравленный на тело возложил;
Несносную испытывая боль,
Он сосны Фессалийские, в пылу
Неистовства, с корнями вырывал
И в море, в глубину Эвбейских вод,
С вершины Эты, Лихаса швырнул.
Иные, кротче нравом, обрели
Приют в затишном доле; там поют
Распевом Ангельским, под звуки арф,
О подвигах былых, о той беде,
Что их постигла, и клянут судьбу,
Поработившую свободный дух
Случайностью и силою. Хотя
Пристрастны песни эти, но такой
Гармонией пленительной полны
(Но разве может по-другому хор
Бессмертных петь?), что даже Ад умолк
И слушателям не мешал внимать
Восторженным. Другие, в стороне,
Облюбовали для беседы холм
(Умам — витийство, музыка — сердцам
Отрадны), там раздумьям предались,
Высоким помыслам: о Провиденье,
Провиденье, о воле и судьбе —
Судьбе предустановленной и воле
Свободной, наконец, — о безусловном
Провиденье, плутая на путях
К разгадке; обсуждению они
Подвергли всестороннему: добро,
И зло, блаженство счастья и страданье
Конечное, бесстрастие и страсть,
Позор и славу, — праздных дум тщета
И мудрость ложная! — но так могли
Тоску и страх заклясть на краткий час
Волшебным красноречьем, пробудить
Напрасные надежды и сердца
Тройной броней терпения облечь.
Ещё другие, крупными сойдясь
Отрядами, отважились разведать
Зловещий этот мир, дабы найти
Убежище помягче, и летят
Вдоль русел четырех Аидских рек,
Что в озеро пекучее несут
Погибельные струи: Стикс — река
Вражды смертельной; скорбный Ахерон,
Глубокий, чёрный; далее — Коцит,
Наименованный за горький плач,
Не молкнущий у покаянных вод
Его унылых; наконец, поток
Неистово кипящего огня,-
Свирепый Флегетон. Вдали от них
Беззвучно и медлительно скользит
Река забвенья Лета, развернув
Свой влажный лабиринт. Кто изопьёт
Её воды — забудет, кем он был
И кто он есть; забудет скорби все,
Страданья, радости и наслажденья.
За Летой простирается страна
Морозов лютых, — дикий, мглистый край,
Терзаемый бичами вечных 6yjpb
И вихрей градоносных; этот град,
Не тая, собирается в холмы
Огромные, — подобия руин
Каких-то древних зданий. Толща льда
И снега здесь бездонна, словно топь
Сербонская, меж Касием-горой
И Дамиатой, где уже не раз
Тонули армии, а воздух здесь
Пронизывает стужей до костей
И словно пламя жжёт. В урочный срок
Когтями гарпий Фурии влекут
Приговорённых грешников сюда.
Виновные испытывают боль
Стократ сильней от резких перемен:
Из пламени бросают их на льды,
Чтоб выстудить эфирное тепло;
И долго так лежат они, застыв,
Мучительно-недвижные, пока
Окоченеют; и в огонь опять
Несчастных возвращают. Взад-вперёд
Над Летой перебрасывают их,
Удвоив пытку тщетной маетой,
Стремлением — хоть каплю зачерпнуть
Желанной влаги, что могла бы дать
Забвенье Адских мук. Они к воде
Припасть готовы, но преградой — Рок;
Ужасная Медуза, из Горгон —
Опаснейшая, охраняет брод;
Сама струя от смертных уст бежит,
Как некогда из жадных губ Тантала.
Отважные отряды смущены,
Растерянны; от страха побледнев,
С глазами остеклелыми, бредут
Напропалую, осознав теперь
Впервые безнадёжный свой удел;
Им не нашлось убежища нигде.
Не мало мрачных, вымерших долин
Они прошли, не мало скорбных стран
Угрюмых миновать им довелось,
И огненных и ледовитых гор,
Теснин, утёсов, топей и болот,
Озёр, пещер, ущелий, — и на всем
Тень смерти; целый мир, где только смерть
Владычествует, созданный Творцом
В проклятие, пригодный лишь для Зла;
Где живо мёртвое, мертво живое,
Где чудищ отвратительных родит
Природа искажённая, — одних
Уродов мерзких; даже страх людской
Таких не мог измыслить; в сказках нет
Подобной жуткой нежити: Химер
Убийственных, Горгон и гнусных Гидр.
Тем часом быстрокрылый Сатана,
Враг Бога и людей, отважный план
Осуществляя, направлял к вратам
Геенны одинокий свой полет.
Порою влево он летел, порой —
Направо; то крылами мерил глубь
Провала, то взмывал под самый свод
Палящий. Так, сдаётся, что вдали,
Над морем, в тучах, корабли парят,
Когда их равноденственный муссон
Уносит от Бенгальских берегов
Иль островов Терната и Тидора,
Откуда пряности везут купцы
И, море Эфиопское пройдя,
На Кап кормила держат; Южный Крест
Им правильный указывает путь.
Так выглядел парящий Архивраг
Издалека. Он, под конец, достиг
Предела свода страшного; пред ним
Граница Ада; накрепко её
Хранят девятистворные Врата:
Три ртвора из железа, три из меди,
И три — из адаманта. Впереди,
По обе стороны, — два существа,
Два чудища огромные; одно —
До пояса — прекрасная жена,
От пояса же книзу — как змея,
Чьё жало точит смертоносный яд;
Извивы омерзительных колец,
Громадных, грузных, — в скользкой чешуе.
Вкруг чресел скачет свора адских псов;
Их пасти Церберские широко
Разинуты; невыносимый лай
Терзает слух. Но если псов спугнуть,
Они в утробу чудища ползут
И, в чреве скрывшись, продолжают выть,
И лаять, и пронзительно визжать.
Не столь ужасные терзали Сциллу,
Купающуюся в морских волнах,
Меж Калабрийских берегов и скал
Тринакрии рычащих, и не столь
Свирепа свита, мчащаяся вслед
Ночной колдунье, что, почуя зов
Таинственный, по воздуху летит
На запах крови детской, в хоровод
Лапландских ведьм, принудивших Луну
Усталую померкнуть силой чар.
Второе существо, — когда назвать
Возможно так бесформенное нечто,
Тенеподобный призрак; ни лица,
Ни членов у него не различить;
Он глубочайшей ночи был черней,
Как десять фурий злобен, словно Ад,
Неумолим и мощно потрясал
Огромным, устрашающим копьём;
То, что ему служило головой,
Украшено подобием венца
Монаршего. Навстречу Сатане,
Что той порою ближе подошёл,
Вскочив мгновенно, грозные шаги
Направил призрак с той же быстротой;
Ад содрогается под гнётом стоп
Тяжёлых; но, виденье разгадать
Желая, изумлённый Архивраг
Чудовище бесстрашно созерцал;
Пред Богом он и Сыном лишь склонялся,
Созданий сотворённых не боясь.
На яростного демона взглянув
Презрительно, он первым начал речь:
"— Кто ты, проклятый призрак, и откуда?
Зловещий, тёмный, — как ты смеешь мне
Обличием уродским преграждать
К вратам дорогу? Я сквозь них пройду,
Не спрашивая дозволенья. Прочь!
Иначе ты заплатишь за твоё
Безумие, на опыте узнав,
Исчадье Ада, — как вступать в борьбу
С Небесным Духом!" Демон закричал
В ответ: "— Предатель — Ангел! Это ты
На Небе мир и верность преступил,
Досель ненарушимые; увлёк
Своей гордыней Сил Небесных треть
К восстанью против Бога, и за то
И ты и совиновники навек
Осуждены в Геенне прозябать
В невыносимых муках и тоске.
И, обречённый Аду, ты дерзнул, .
Себя причислив к Ангелам, хулы
В моих владеньях нагло изрыгать
И мне грозить? Узнай, что здесь — я царь,
Твой царь и господин. Ступай туда,
Где ты обязан кару отбывать,
Презренный, беглый лжец, и трепещи,
Чтоб я не приускорил твой полет
Возвратный скорпионовым бичом,
Не причинил неведомую боль
Одним ударом этого копья
И в небывалый ужас не поверг!"
Так молвил жуткий призрак, становясь
Гнусней десятикратно и страшней
По мере возглашения угроз.
Не дрогнув, Сатана пред ним стоял,
Пылая возмущеньем; он был схож
С кометой, озарившей небосвод
Арктический, в созвездье Змееносца,
На землю стряхивающей чуму
И войны со своих зловещих косм.
Соперники стремятся поразить
Друг друга в голову, закончив бой
Одним ударом, и глядят в упор,
Кипя от ярости, подобно двум,
Тяжёлой артиллерией небесной
Вооружённым, тучам, что висят,
Недвижные, над Каспием, пока
К воздушной стычке их не подстрекнет
Сигналом трубным ветер.