Сімпліцій Сімпліцисімус - Сторінка 119

Но рецензент "Всеобщей литературной газеты" решительно высказался против произвола по отношению к тексту, включения стихов Виланда и парафраз из "Музариона", что порождает ублюдочный "смешанный стиль". Рецензент издевается над гравюрой, приложенной к книге, где юный Симплициус изображен в модном фраке и высоких ботфортах: "Жаль, что не выпущены также две цепочки от часов" [893]. А в заключение высказывает ядовитое пожелание, чтобы еще через 116 лет (а ровно столько уже протекло со времени первого издания "Симплициссимуса"), т. е. в 1901 г., если кто-нибудь вздумает обработать собственные сочинения Вагензейля, то они попали бы в луч"шие руки! Рецензент допускает некоторую обработку и "удаление ржавчины и грязи" со старинного памятника, но чтобы это не задевало "дух автора".

В 1790 г. появляется "столь в прошлом столетии прославленный на весь мир Симплиций-Простак, в новом платье покроя 1790 года. Новое издание, переработанное по вышедшему в 1685 году оригиналу в шести книгах" [894]. Автор переработки также ссылается на Лессинга и не отказывается от мысли сделать роман "более приятным", и поэтому некоторые "притянутые издалека политические и моралистические рассуждения" либо сокращены, либо опущены "наряду с бесполезными образцами его начитанности". Орфография была обновлена, а некоторые стихи заменены другими, в том числе и "Песня" отшельника (I, гл. 7). Четверостишие в аллегорическом "сне" (I, гл. 16) разрослось до двадцати строк. На сей раз рецензент "Всеобщей литературной газеты" даже отметил, что внесенные изменения вовсе не столь предосудительны, как это можно было заключить по заглавию [895], тогда как критик "Всеобщей немецкой библиотеки" заметил, что "многое опущено без нужды", как например стихи в третьей главе первой книги, но оставлены "грязные места", которые могли быть удалены путем легких вычерков [896]. Оба рецензента отметили, что, судя по языку, автор должен быть родом из Австрии.

Не забыв о "Симплициссимусе", XVIII в. почти ничего не сделал для его изучения. На рубеже нового века книга продолжала оставаться занимательным романом, не лишенным исторического значения, даже более "дельным и приятным", чем "Жиль Блаз" Лесажа, как отозвался о "Симплициссимусе" Гёте, прочитавший его в декабре 1809 г. [897]

2. "Симплициссимус" и немецкие романтики

Утвердилось мнение, что "Симплициссимус" был воскрешен немецкими романтиками, пробудившими к нему интерес после мертвой спячки в период Просвещения. [898] Мнение это верно лишь отчасти.

Преодоление узкого рационализма Готшеда, обращение Гердера к истории и фольклору, переоценка эстетических ценностей и возрождение на немецкой почве Шекспира – все это не могло не вызвать нового отношения к "Симплициссимусу", Романтиков волновало средневековье, которое они идеализировали. Их привлекал к себе и трагический XVII век – век европейского кризиса, религиозных войн, бедствий и потрясений. В письме к Брентано Людвиг Тик перечислял писателей XVII в., привлекших его внимание: "Пауль Флеминг, Опитц, Лоэнштейн, Логау, Андреас Грифиус и его сын Иоганн, Андреас Черинг". [899] "Симплициссимус" стал известен ему еще раньше. В 1796 г. в альманахе Николаи "Strau?federn" Тик поместил новеллу "Дневник". Юноша, который ведет эти записи, с восторгом отзывается о "Симплициссимусе", где "весьма наглядно изображена целая жизнь", и переписывает в "Дневник" эпизод с Юпитером, оборвав его в конце пятой главы. В 1799 г. Тик включил в первое издание пьесы "Принц Цербино" песню отшельника из "Симплициссимуса", так как задумал переиздать этот роман и "хотел предпослать ему как пробу это стихотворение" [900]. Впоследствии он его не перепечатывал, [901] так как в 1806 г. Арним и Брентано включили его в свою антологию "Чудесный рог мальчика", а Брентано привел эту песню еще и в своей "Сказке о школьном учителе Клопфштоке и его пяти сыновьях" (1814). Включив в "Дневник" эпизод с Юпитером, Тик перенес его в совершенно другую интеллектуальную и художественную атмосферу. Эстетизм и утонченный индивидуализм романтического юноши, который предается ироническим самонаблюдениям и по собственному признанию "играет комедию с самим собой", не имеют ничего общего с раздумьями Симплициссимуса о себе и окружающем его мире. Выписки из "Симплициссимуса" и "Филандера" Мошероша воспринимаются на фоне журналистики в период наполеоновских войн и приобретают публицистическое звучание. Переписав эпизод с Юпитером, автор "Дневника", за которым скрывается сам Тик, говорит, что "тут больше сатиры, нежели это замечает большая часть людей, да и во всей книге больше поэзии и куда лучше стиль, нежели можно было тому поверить. Это место и к нам еще не неприменимо, и подлинный вечный мир может быть доставлен нам только подобным героем. Я всегда вспоминаю этого Юпитера, когда слышу и читаю разнообразные проекты, коими должно быть осчастливлено человечество. Однако теперь никто не читает эту старую забытую книгу, а одни только новые политические газеты". [902]

В 1809 г. Людвиг Хакен (1767 – 1835) выпустил анонимно курьезную брошюру "Герой девятнадцатого столетия. Апокалипсис семнадцатого, или Исполнившееся предсказание нашего времени" [903]. Автор высмеивает склонность к политическим предсказаниям и пророчествам, основанным на чтении Апокалипсиса и других древних книг, ибо они лишены какой-нибудь определенности, так что из них можно вычитать "все и ничего, с одинаковым успехом отнести к французской революции и тысячелетнему царству в новом Иерусалиме, к появлению Антихриста и… недавнему падежу скота и кур". Другое дело "Симплициссимус", где события начала XIX в. предвещаются безумцем и тем самым "поясняют нам, чго мир, в котором могут происходить подобные вещи", также "созрел для сумасшедшего дома". Хакен приводит в своей переделке, "согласно требованиям современного вкуса", эпизод с Юпитером и комментирует его в свете современных событий, вплоть до мельчайших, вроде упоминания о подаренных Александром I Наполеону ваз и колонн из сибирского малахита (со ссылкой на "Vosische Zeitung", 1808, № 108). В качестве "немецкого героя", описанного Юпитером, выступает Наполеон Бонапарт, что на первый взгляд странно, но, как уверяет сочинитель, все дело в "чистом патриотизме" автора "Симплициссимуса", не сумевшего "подняться до высот космополитизма" и оказавшегося "слепым орудием в руках суфлирующего ему демона". В 1810 г. Хакен издал свой пересказ "Симплициссимуса".

Романтиков коробило от натуралистических сцен "Симплициссимуса" и "Филандера". В "Дневнике" Тик говорит о Мошероше: "Его время, Тридцатилетней войны, воспитало его, и все писатели той эпохи несут на себе отпечаток терпкой грубости, которая особенно великолепна в их языке", но у него нет и в помине "грациозной правды" и "парящей поэзии" [904]. В представлении романтиков действительность является в искусстве грациозно и поэтично. И это требование вступало в свои права, как только они обращались к "Симплициссимусу". В 1809 г. Арним издал сборник "Зимний сад", где поместил повесть "Филандер среди бродячих солдат и цыган во время Тридцатилетней войны", скомпанованную на основании главы "Солдатская жизнь" в книге "Филандер" Мошероша. Решив воссоздать живую картину эпохи, Арним вплел в повесть рассказ Шпрингинсфельда о проделках над ним Кураже. Только героем выступает теперь уже Филандер. Некоторые мотивы из "Симплициссимуса" попали в роман Эйхендорфа "Предчувствие и действительность" (1812), а также обработаны в его новелле "Авантюристы" (1841). "Симплицианские романы властвуют над всей средой "Авантюристов", – писал К. Вейхбер-гер. – Кларинет – переряженный ландскнехт, выдававший себя за странствующего музыканта, – это сам Симплициссимус, безрассудная Зинка соответствует Кураже, да и действие происходит во время Тридцатилетней войны" [905]. Но как раз эта новелла может служить примером поверхностного усвоения симплицианских мотивов. Картины студенческой жизни в Галле анахронистичны. Оба главных героя скорее варианты персонажей из повести Эйхендорфа "Из жизни одного шалопая", чем ландскнехт и маркитантка времен Тридцатилетней войны. Тяжелая борьба в труднейшей ситуации, порожденной суровой действительностью, подменяется беззаботным скольжением по воле случая. Вся обстановка далека от "Симплициссимуса". Горький смех подменен легкой иронией. Все залито лунным светом и исполнено неопределенной мечтательности.

Романтики наделяли симплицианских героев своими чувствами, томлениями и порывами, превращая их в условные персонажи, отвлеченные от своего времени. Заслугой романтиков было то, что они обратили внимание на мелкие симплицианские сочинения, заимствуя из них сказочные и легендарные мотивы, которые изобретательно и разнообразно перерабатывали в своих сочинениях. Особенно полюбились им две народные книжки: "Первый лежебок" (1670) и "Симплициссимусовский Висельный человечек" (1673) [906]. В 1808 г. в издававшейся Арнимом и Гёрресом "Газете для отшельников" Брентано напечатал повесть "История и происхождение первой Медвежьей шкуры, в коей изложено народное сказание, снятое с бумажного календарного неба и сладостной толстой Гусиной лапки, согласно рассказу старой няньки, записанному Херцбрудером" [907]. Брентано дополнил сказку множеством забавных деталей, ввел злободневную сатиру на противника романтизма издателя Котта, выступающего в роли мецената, опустившегося ландскнехта "Медвежьей шкуры". Обогащение оказалось мнимым. Сказка порывала с народной традицией. Словно старинную ксилографию с ее резкими и прямыми линиями перерисовал иронический рисовальщик, лишенный внутренней глубины и силы. К истории "Медвежьей шкуры" (дословно "облаченного в медвежью шкуру") – лентяя и лежебоки – обращались и другие романтики. В 1811 г. Юстинус Кернер пишет комедию для театра теней "Медвежья шкура в Зальцбаде", где зло и метко высмеивает рационализм, ставший к тому времени старомодным [908].

В 1812 г. Арним в повести "Изабелла из Египта" превращает симплициссимусовского ландскнехта в услужливого, добродушного и плутоватого странствующего мертвеца, который, возвращаясь в могилу, озабоченно пересчитывает полученные днем чаевые.