Санта Крус - Сторінка 7

Кто может знать это лучше вас.

Барон. Что?

Педро. Ваша милость собираются уезжать.

Барон. Это угадал бы любой ребенок, увидев человека с поклажей да еще в порту Санта Крус. Для этого не нужно быть прорицателем. Что еще?

Педро. Да, что еще…

Барон. Мне это странно.

Педро. Вы знаете, что вас покинула женщина… Быть может, то было много лет назад, быть может, в прошлую ночь. Это не имеет значения. Женщину, которую вы любите, увез другой. Может быть, это случится еще не раз, и вы снова и снова будете стоять на этом месте, перед вами — открытое море, корабли, мачты, другая жизнь. Вот вы и стоите с бьющимся сердцем, в минуту тайного смятения. Что еще?

Барон. Да, что еще?

Педро. Вы аристократ.

Барон. Ну и что же?

Педро. Вы, например, не можете мстить женщине, объятой горем. Вы не можете быть таким эгоистом, как хотели бы. Вы не можете поступать так, как другой, которому вы всю жизнь завидуете.

Барон. Почему не могу?

Педро. Потому что никто не мог бы вести жизнь иную, чем та, которую он ведет… Вот истина, которую я вам открою: если через много лет вы вновь приедете на Санта Крус и вновь захотите отправиться путешествовать, все будет точно так же, как и сегодня. Вы аристократ, вы не можете иначе.

Барон (некоторое время неподвижен, потом пытается улыбнуться). И сколько стоит эта истина?

Педро. Много тайных слез и бессонных ночей — ничего больше…

Решительно, быстро возвращается возбужденный Пeлегрин.

Пелегрин. Педро…

Барон. Желаю здравствовать.

Пелегрин. И вам того же… Мы выходим, Педро, сейчас же.

Барон. Могу я полюбопытствовать — куда?

Пелегрин. На Гавайские острова. (Педро.) Мы выходим, я говорю. Этот негр с его дурацкими устрицами позвал полицию. За устрицы я готов уплатить, но с полицией нам лучше не встречаться. У нас замазан герб, нам нужно двигаться дальше.

Педро. Понимаю.

Пелегрин. Нам нужно двигаться дальше, я не могу жениться, я не хочу болтаться на виселице! (Барону.) Прошу прощения, я, быть может, недостаточно вежлив…

Барон. О, ведь вы торопитесь.

Пелегрин. Гавайи… Знаете, что это такое? Что это значит?

Барон. Это острова.

Пелегрин. Да, и это тоже.

Барон. Очень далеко отсюда…

Пелегрин. Чем дальше, тем лучше!

Барон. Я думаю точно так же.

Пелегрин. Гавайи… (Барону, так, словно тот сказал, что в Гавайских островах нет ничего особенного.) Слышите, вы, там цветут цитрусы, ананасы, персики, финики, фиги, бананы — все вместе! Там не бывает зимы…

Барон. Не бывает зимы.

Пелегрин. Ни малейшего намека на зиму. Один мой знакомый, матрос, был на Гавайях. Он забыл там свою дубинку, оставил по рассеянности. Он опирался на нее, когда увидел одну гавайскую девушку… Гавайские девушки — вы о них слышали? Так вот, он пошел за ней, забыв о палке. Через год он снова вернулся туда… И что бы вы думали? Палка, которую он воткнул в землю и забыл, старая голландская палка… зацвела!

Барон. Зацвела?

Пелегрин. Вот вам Гавайи!

Барон. И вы хотите туда?

Пелегрин. Хотите сказать, что в Гавайях нет ничего особенного? (Подает ему руку.) Прощайте!

Барон. Я хотел бы только спросить…

Пелегрин. Как меня зовут? Меня никак не зовут.

Барон. Не могли бы вы взять меня с собой? Я заплачу.

Пелегрин. Это вы из-за палки?

Барон. Возьмете?

Пелегрин. Вы серьезно?

Барон. Это — желание мужчины, у которого не осталось других желаний.

Пелегрин. Понимаю…

Барон. Вы не решаетесь.

Пелегрин. Путь, знаете ли, нелегок.

Барон. Прекрасно! Главное — это сам путь.

Пелегрин. Мило сказано, очень; но нас, может статься, схватят французы. Французы — это такие сухопутные чудаки; они ищут некий корабль, пропавший в Марокко при совершенно загадочных обстоятельствах… И потом, знаете ли, штормы, мы ведь должны обогнуть Африку. Жара, жажда, муссоны, лихорадка, пираты…

Барон. Я считаю себя мужчиной.

Пелегрин. К тому же вы платите. Итак, по рукам.

Пожимают друг другу руки.

Пелегрин. Через пятнадцать минут мы выходим. Видите тот корабль с красным вымпелом? Через пятнадцать минут мы выходим, друг мой, и мы не будем ждать… (Вместо приветствия.) Гавайи! (Уходит.)

В этот самый момент с другой стороны вновь появляются уличные зеваки, среди которых негр и полицейский; тут же слуга барона.

Негр. Вот здесь он меня и задушил.

Полицейский. Ну, это ты преувеличиваешь.

Негр. А здесь, клянусь, здесь он выбросил на мостовую всех моих устриц.

Полицейский. Тоже что-то не видно.

Негр. Негру нужно верить, ты!

Полицейский. Оставим негритянский вопрос… Пошли в дом, куда он скрылся.

Все входят в дом, кроме барона и его слуги Килиана — такого, каким он мог быть семнадцать лет назад.

Слуга. Это тоже?

Барон. Все, я сказал. Через пятнадцать минут все должно быть внизу.

Слуга. Через пятнадцать минут?

Барон. Ты понял, Килиан, корабль с красным вымпелом…

Слуга. Такой грязный, ваша милость? (Ставит чемоданы вместе.) Ваша милость, я не переношу моря. На картинках — пожалуйста. Оно красивого цвета, но по большей части воняет… Я представлял себе все иначе, ваша милость, я думал, буду служить в замке. Ведь так и значилось в контракте. Что я буду подавать на стол, раздвигать портьеры, приносить свечи, подкладывать дрова в камин. Я так и думал…

Барон. Вперед, Килиан, вперед!

Слуга. И в саду я мог бы работать, ваша милость. Представляю, как я пригодился бы в замке!

Барон. Дорогой мой, а я представляю себе все иначе…

Слуга. У нас был бы такой красивый замок, ваша милость! (Берегся за чемоданы.) Корабль с грязным вымпелом, вы говорите? (Уходит.)

Негр и полицейский выходят из дома.

Негр. Поймали!

Полицейский. Мне очень жаль, милая барышня, что ваш кавалер проходимец, который готов скорее бросить свою девушку и улизнуть, чем заплатить за устриц. Мне очень жаль…

Нeгр. Негру тоже нужно верить, барышня. (Полицейскому.) Он сказал, они воняют, воняют, воняют…

В дверях появляется и останавливается Эльвира.

Барон. Эльвира, ты?

Негр. Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!

Полицейский. Заткни свою белую глотку!

Барон. Полицейский…

Полицeйский. Да, ваша милость?

Барон. Что произошло?

Негр. Я негр…

Полицейский. Не говори того, что и так всем видно. Этого беднягу хотели удавить, но не удалось.

Негр. Этот господин сам покупал мои устрицы, и я спрошу его, какими они были — свежими или нет?

Полицейский. Это не имеет значения, ваша милость. Его устрицы были выброшены на мостовую — вот факт. А негритянский вопрос тоже не имеет значения…

Барон. Я заплачу за них.

Полицейский. В этом нет необходимости, ваша милость, у нас есть залог, этого достаточно…

Барон. А девушку оставьте в покое. (Платит.)

Негр. Хитрый господин.

Полицейский. Поблагодари!

Нeгр. Я?

Полицейский. Где твоя вежливость?

Негр. Господин, я не бросал устриц на мостовую. (Осклабясь.) Хитрый господин — платит за устриц, а покупает девушку. (Уходит вместе с полицейским.)

Барон. Итак, нам суждено было встретиться здесь.

Эльвира. Да, это печально.

Барон. Как видишь, Эльвира, я уезжаю.

Эльвира. Куда?

Барон. На Гавайские острова…

Эльвира. Я даже не смела надеяться, что мы опять встретимся. И все-таки всегда думала о том, как это будет! Меня все время мучил стыд, хотя вины моей нет никакой, но меня все-таки мучил стыд.

Барон. Женщина никогда не бывает виноватой, я знаю. Уж хотя бы то, что она бездействует, говорит в ее пользу.

Эльвира. Как мне понятна горечь твоих слов! И как мне жаль, что я кажусь тебе такой…

Барон. Благодарю за сочувствие.

Эльвира. Ты не заслужил этого, мой верный друг!

Барон. И все-таки я уеду.

Эльвира. Я не смогу тебя удержать, я знаю. Для этого не хватит никакой любви. Да и как ты можешь поверить, что я люблю тебя? А я никогда тебя не забывала… (Закрывает лицо руками.) О, как все это ужасно!

Барон. Что делать, Эльвира.

Эльвира. Друг мой, как все могло быть прекрасно! Когда отец рассказывал о твоем замке, меня охватывало какое-то странное чувство. Чем, говорила я, чем я заслужила такую честь? Отец смеялся и говорил: тем, что ты красива, Эльвира… И вот теперь какое несчастье обрушилось на меня; все, что могло быть так прекрасно, разбито вдребезги, так что я должна быть благодарна за случайную милость, выкупившую меня у негра.

Барон. Ты не должна так говорить, Эльвира.

Эльвира. Должна благодарить, мой друг, за горькую печаль, что мне дано вновь увидеть тебя. Любые страдания были бы слишком низкой платой за это.

Слуга возвращается за оставшимися чемоданами.

Слуга. Они поднимают якорь, ваша милость… (Уходит с чемоданами.)

Эльвира. Ты должен меня покинуть, понимаю. После того, что случилось, я это понимаю прекрасно.

Барон. А как же ты?

Эльвира. Это твое святое право. Я не могу сердиться на тебя…

Барон. А как же ты?

Эльвира. Не думай об этом.

Барон. Эльвира!

Эльвира. Твой слуга сказал, они поднимают якорь…

Барон. Что будет с тобой, скажи!

Эльвира. Я сказала — прощай!

Барон. А ты? Ты?

Эльвира. Они поднимают якорь. Слышишь? Я чувствую это так, словно все происходит во мне самой — вот они поднимают якорь, отталкиваются длинными шестами, крутят со скрипом штурвал, распускают паруса… У меня кружится голова. Я не хочу, чтобы ты потом раскаивался, что остался со мной, ты не должен делать этого из жалости, из благородства… Что со мной будет? Я буду ждать тебя. Быть может, ты вернешься снова. А что еще делать мне с моей любовью, кроме того, как ждать, смотреть тебе вслед, вслед твоему вымпелу, смотреть, как он исчезнет на горизонте, и все-таки надеяться, и все-таки любить тебя!..

Барон. О ком ты говоришь?

Эльвира. О ком? О тебе… (Теряет сознание, так что он вынужден поддержать ее.)

Слуга (появляясь). Ваша милость?!

Барон. Молчи!

Слуга. Ваша милость, они уходят…

Барон. Знаю.

Они стоят неподвижно, в то время как Педро подходит к рампе — он уже не закован, — и размахивает кандалами.

Педро. Примерно так все тогда и было, примерно так… Они удалились в свой замок — барон и Эльвира. Он аристократ, я ведь говорил, он не может иначе. У них родился ребенок. И так далее. Тот, другой, обогнул Африку, на Мадагаскаре его схватили французы. Это сулило ему галеры, а у него была лихорадка, больничная сестра дала ему кровь… Все это мы уже знаем. Осталась последняя картина: в этот же день семнадцать лет спустя. То есть мы знаем и это — последняя ночь в жизни Пелегрина.

АКТ ПЯТЫЙ

В замке.

Пeлегрин стоит у окна, все еще щелкая орехи, как в конце третьего акта.